Раскол в русской Церкви
Еще в середине XVI века на Стоглавом соборе русскими иерархами был поднят вопрос об исправлении ошибок в богослужебных книгах. Тогда он так и не был решен, сначала из-за грозной опричнины, а затем из-за смутного времени. Однако затруднения в деле книжных исправлений с течением времени все более и более возрастали. С развитием типографий ошибки из рукописей попадали в печатные книги, где каждое слово считалось уже неприкосновенным.
Первое время на Московском печатном дворе работа по исправлению ошибок велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Некоторые просвещенные правщики предлагали брать за основу «книжной справы» книги греческие. Однако это вызывало бесконечные споры и разногласия в русской церковной среде. Греки подорвали свой прежний авторитет в глазах православной Руси еще в XV веке, когда на Ферраро-Флорентийском соборе они заключили церковную унию с Римом. Вот как отвечает грекам один из русских книжных людей того времени: «Книги вам печатают в Венеции и в Англии, и еллинскому писанию ходите учиться в Рим, а наставники ваши от туда приходят, — в больном стаде и здравая скотина окоростевеет, — так и ваши учителя приходят к вам из Рима все шелудивые, а вы их во всем слушаете. Еще скажу вам: что у вас было доброго, все к нам в Москву перешло!»
С воцарением Алексея Михайловича книжная справа приобрела характер церковной реформы. Вокруг царя образовался влиятельный кружок ревнителей церковного благочестия во главе с царским духовником. В этом кругу и был продуман и предложен план церковных преобразований, который стал воплощаться в жизнь при царской поддержке. В 1652 году на патриарший престол был избран один из активных членов этой группы — митрополит Новгородский Никон. Несмотря на то, что новый патриарх был привлечен к уже начатому делу, и посвящен в уже разработанные планы, именно с его именем связывают церковную реформу.
Став патриархом, Никон осуществлял преобразования уже без совета и участия своих друзей. «Егда поставили патриархом, так друзей не стал и на порог пускать!» — вспоминает один из бывших «ревнителей». Члены кружка встали в оппозицию к действиям патриарха, вызвав на себя его гнев. Многие из них были лишены сана и сосланы, а кто-то даже поплатился жизнью.
Для поддержки дальнейших реформ Никон решил обратиться к авторитету греков. Отыскав в соборном документе Восточных патриархов слова о том, что Русская Церковь должна быть во всем согласной с Церковью Византийской, Никон объявил: «Я русский, сын русского, но моя вера — греческая. И если Восточная Церковь учит иначе, нам нужно отказаться от своих мнений и принять общее мнение Восточной Церкви». В деле достижения обрядового единства с другими Православными Церквами Никон просил совета у Восточных иерархов. Первым отозвался Константинопольский патриарх Паисий: «Дорогой брат! Не следует думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах несущественных и не в членах веры. Различия же во внешних порядках не только терпимы, но исторически неизбежны». Однако не все мыслили так же мудро, как Цареградский святитель. Патриархи Макарий Антиохийский и Гавриил Сербский, лично приехавшие в Москву на очередной церковный собор, не только торопили Никона с исправлениями всех обрядовых отличий в Русской Церкви, но и объявляли все старорусские чины ложными и еретическими.
Большинство русских иерархов молча поддержали Никоновскую справу. С необходимостью исправлений книг и обрядов не согласился только один из архиереев - епископ Коломенский Павел. В порыве гнева он был лишен Никоном сана и сослан в дальний монастырь, где вскоре скончался при неизвестных обстоятельствах. Никон приступил к реформам. Со всей своей жесткой решимостью и прямолинейностью он начал искоренять ошибки и вводить новые правила, совсем не учитывая тех настроений, которые царили в русском обществе.
В результате, преобразования патриарха Никона имели трагические последствия. Наиболее консервативная часть паствы отказалась принять новшества, противясь тому осмеянию, которому подвергались старорусские обряды. Ревнители древнего благочестия заявляли: «Как положили отцы наши и деды, так пусть все и лежит. Они жили и спасались по этим книгам, и мы не желаем изменить в них ни одной буквы».
В мае 1666 года под председательством трех патриархов открылся Большой московский собор. Половину из присутствовавшего на нем епископата составляли восточные иерархи. Собор официально подтвердил все сделанные Никоном исправления, и объявил противников реформы противниками Церкви. С тех пор приверженцев старых книг и обрядов стали называть старообрядцами или староверами. Ревнители же старых обрядов прозвали своих противников никонианами.
Главные причины, вызвавшие раскол, поражают своей мелочностью. Ошибки совсем не затрагивали основ веры. Под «старой верой» подразумевались привычные формы обрядов и неизменные тексты богослужебных книг. Со временем и сам Никон, попав в немилость к царю и пребывая в ссылке, признал историческое равноправие старых и новых обрядов. Но было уже поздно. Анафемы на «непокоряющихся святому Собору» уже прозвучали. Отказавшись выполнить требования Собора, раскольники фактически решились на открытый бунт против власти. Протесты против навязывания обрядовых реформ вспыхивали сначала на окраинах русского государства, а потом и в самой Москве, где сторону раскольников приняли царские стрельцы. После усмирения столичного бунта правительство усилило свою строгость к мятежникам. От преследований и наказаний староверы стали убегать в непроходимые заволжские леса или покидать пределы России, сохраняя в своих общинах чувство тоски, погребальную грусть об утраченной Древней Руси.