Лев Николаевич Толстой
Великий русский писатель родился 9 сентября 1828 года в семье отставного полковника, участника Отечественной войны с Наполеоном. Лев был четвертым ребенком в большой дворянской семье. Его мать умерла, когда Толстому не было еще двух лет, а вскоре скончался и отец. Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными: семейные предания, первые впечатления от жизни дворянской усадьбы служили богатым материалом для его произведений. После смерти родителей семья Толстых на время переехала в Казань в дом родственницы и опекунши детей. Там же будущий писатель поступил в университет сначала на философский факультет, а затем перевелся на юридический. Однако занятия не вызывали у него живого интереса. Проучившись неполных два года, он подал прошение об увольнении. «Ему всегда было трудно всякое навязанное другими образование, — пишет сестра писателя. — Всему, чему он в жизни выучился, — он выучился сам, вдруг, быстро и усиленным трудом».
Бросив университет, Толстой поселился в родовом поместье в Ясной Поляне. Образ его жизни в этот период часто менялся. Он то сутками готовился и сдавал экзамены, чтобы окончить обучение, то страстно отдавался музыке, то намеревался начать карьеру чиновника, то мечтал об офицерских эполетах. Религиозные настроения, доходившие до аскетизма, чередовались с кутежами, картами, поездками к цыганам. Веселая жизнь не замедлила оставить горький осадок в душе Толстого. В нем началась напряженная внутренняя борьба. «Разнообразнейшие умствования, — так их определил сам Лев Николаевич, — о главнейших вопросах нашего бытия — счастье, смерти, Боге, любви, вечности — болезненно мучили меня и выработали привычку к постоянному моральному анализу».
Убегая от мучительной борьбы с противоречиями жизни, Толстой уезжает на Кавказ и поступает на военную службу. Он участвовал во многих военных операциях, подвергаясь всем опасностями боевой жизни и проявляя редкую личную храбрость. Именно там Толстой начал писать, и его военные рассказы принесли ему всероссийскую известность. Однако отношение Льва Николаевича к литературе было второстепенным. Он писал тогда, когда хотелось писать, и когда назревала потребность высказаться. В обычное же время он был светским человеком: офицером, помещиком, педагогом, мировым посредником, проповедником, но не писателем. Ни одно произведение его, говоря словами Тургенева, не «воняет литературою», то есть не вышло из книжных настроений, из литературной замкнутости. Он никогда не нуждался и в обществе литераторов. Так, войдя в кружок писателей, Толстой довольно скоро разругался с ними. «Люди эти мне опротивели, — писал впоследствии Толстой, — да и сам себе я опротивел». Все это привело Толстого к духовному кризису. Вот как он сам описывает его: «Я, счастливый человек, прятал от себя шнурок, чтобы не повеситься на перекладине между шкапами… Я сам не знал, чего хочу: я боялся жизни, стремился прочь от нее и, между тем, чего-то еще надеялся от нее получить». Чтобы найти ответы на измучившие его вопросы и сомнения Толстой занялся богословием, стал вести беседы со священниками и монахами, ходил к старцам в Оптину Пустынь. Однако и в вере он не мог найти себе утешения. Пускаясь в религиозные рассуждения, Толстой в конечном итоге дошел до полного отрицания христианской догматики, таинств и общепринятых форм религиозной жизни. Он все более и более превращался из художника в проповедника. Так, в одном из писем Толстой пишет: «Люди любят меня за те пустяки вроде “Войны и мира”, которые им кажутся очень важными… Но как я счастлив, что писать подобной многословной дребедени я больше никогда не стану… Я приписываю значение совсем другим своим книгам — религиозным!»
Это неизбежно привело Церковь к необходимости указать обществу, что воззрения Льва Николаевича не совпадают с православным вероучением. Его отношения с Церковью часто воспринимаются как неравный бой героя-одиночки с государственным учреждением, каким была Православная Церковь в то время. Однако никакой борьбы не было. Все было гораздо более прозаично. Русская Православная Церковь просто с горечью констатировала факт: великий русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой перестал быть членом Православной Церкви. Ни в одном из храмов Российской империи не провозглашалась анафема Толстому, как это было воспринято в общественном сознании. Газеты лишь опубликовали Послание Священного Синода Русской Церкви, в котором говорилось: «Граф Толстой… явно перед всеми отрекся от… Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность… на распространение в народе учений, противных Христу… Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».
До самой смерти Толстой не был окончательно уверен в правильности избранного им пути. За несколько дней до кончины он встретился со своей сестрой — православной монахиней. «Граф обнял сестру, — вспоминал очевидец этих событий, — и из глаз его брызнули слезы. Около пяти минут он не мог успокоиться, рыдая на ее плече. Затем он говорил, что с радостью он надел бы подрясник и жил бы в монастыре, исполняя самые низкие и трудные дела, лишь бы не принуждали его молиться, чего он не может. На замечание сестры, что и ему бы поставили условием ничего не проповедовать и не учить, Толстой ответил: «Чему учить? Там надо учиться; в каждом встречном насельнике я видел только учителей. Да, сестра, тяжело мне теперь. Ведь 80 лет, а умирать надо!» И в этой своей двойственности Лев Николаевич был глубоко несчастен.
Поздней осенью 1910 года, ночью, тайно от семьи, 82-летний Толстой покинул Ясную Поляну. В пути он заболел и вынужден был сойти с поезда на станции Астапово. Здесь, в доме начальника станции писатель провел последние семь дней своей жизни. Он просил прислать к нему оптинского духовника. И старец приехал. Однако врачи не допустили его к Толстому, надеясь, что он поправиться. Но Лев Николаевич скончался так и не примирившись с Церковью. Его похоронили в Ясной Поляне, на краю оврага в лесу, где в детстве он вместе с братом искал «зеленую палочку», хранившую «секрет», как сделать всех людей счастливыми.