Дом
Черняев А.В.
Созидание своего дома — один из главнейших ориентиров человека в выборе судьбы, в исполнении самого смысла жизни. Философ Василий Розанов признавался, что до того, как попал в дом своей будущей супруги, «вообще не видел в жизни гармонии, благообразия, доброты. Мир для меня был не Космос, а безобразие, и, в отчаянные минуты, просто Дыра. Мне совершенно было не понятно, зачем живут все, и зачем я живу, что такое и зачем вообще жизнь? — такая проклятая, тупая и никому не нужная». Осознание религиозной глубины домашнего бытия вдохновило Розанова на создание целой «философии дома», согласно которой здесь все исполнено таинственного смысла: сама домашняя утварь, дым очага, запахи еды. Здесь мелочи незаметно складываются в значительность, повседневность — в праздник, будни — в поэзию...
Впрочем, тут русский мыслитель не придумал ничего нового, а лишь напомнил давно забытое старое. История мировой культуры хранит свидетельства того, что с незапамятных времен жилище человека наделялось глубочайшим духовным значением, окружалось благоговейными ритуалами. Дом — это часть мира, ставшая для человека своею; вселенная, которую человек создает вокруг себя, подражая божественному миротворению. Всякое строительство, всякое возведение жилья означает начало новой жизни. А всякое начало служит повторением первого начала, когда возникла Вселенная. Поэтому в ритуалах освящения дома разные религии единодушно вспоминают сотворение мира, претворение Хаоса в Космос.
Построить дом — значит не только сложить его стены, но и основать очаг, родить потомков, передать им веру и пример добродетельной жизни. Такое дело человек не может осилить один: «если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не сохранит города, напрасно бодрствует страж» — гласит Библия (Пс. 126:1). Осознание священности дома в истории народа Божьего было чрезвычайно высоким. Согласно закону Моисея, человек, только что построивший дом, в своих правах уподоблялся новобрачному. Он освобождался от участия в походах, даже во время священной войны, дабы не лишиться великой радости хоть немного пожить в своем новом жилище (Втор. 20:5).
Борис Пастернак мечтал быть «Дома, у первоисточника всего, чем будет цвесть столетье». Но что делать, когда столетье само выбирает бездомность? Слова Александра Блока звучат грозным пророчеством:
«Двадцатый век... Еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла,
Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла».
Властитель дум ХХ века Шарль Ле Корбюзье провозгласил: «Дом — это машина для жилья». Знаменитый архитектор-модернист поставил человеческую обитель в один ряд с бездушным холодильником и автомобилем. Теперь над домом человека методично проводятся не менее дерзкие эксперименты, чем над его душой. От революционных «домов-коммун» социализма — до футуристических «жилищно-торгово-офисно-спортивно-развлекательных комплексов» из железа, бетона и стекла.
На первый взгляд, их трудно назвать даже «машинами для жилья», настолько уничтожена там сама идея дома. Но даже эти творения холодного конструктивизма хранят свою связь с общечеловеческими духовными прообразами домашнего пристанища. Не случайно, новейшие жилые комплексы похожи на грандиозные корабли, с мачтами-антеннами и окнами-иллюминаторами, а советские «дома-коммуны» напоминают огромный самолет. Суть одна, потому что самолет — тоже корабль, только воздушный. А дом-корабль — это образ спасительного Ноева Ковчега, принявшего на борт горстку избранников в дни потопа. Подобным образом, и счастливчики-обитатели новомодного дома-ковчега воображают себя «спасенными», ибо они — авангард новых избранников, причастники нового «качества жизни»...
Герой повести Валентина Распутина «Пожар» «в долгих и обрывистых раздумьях перебирая жизнь во всем ее распахе и обороте, пришел... к одному итогу. Чтобы человеку чувствовать себя в жизни сносно, нужно быть дома. Вот: дома. Поперед всего — дома, а не на постое, в себе, в своем собственном внутреннем хозяйстве, где все имеет определенное, издавна заведенное место и службу. Затем дома — в избе, на квартире, откуда с одной стороны уходишь на работу, и с другой — в себя. И дома — на родной земле... И нигде не получалось у него быть дома. В себе полный тарарам, как на разбитом и переворошенном возу».
Современный человек во многом утратил понимание духовной значительности дома, как и жизни вообще. Тем не менее, забытые религиозные инстинкты проявляются даже у жителей технократических мегаполисов. Они смутно ощущают, что порог входной двери дома — это граница заветного пространства, которое не должно нарушаться посторонними. Заселение в новую квартиру по-прежнему отмечается шумным и веселым праздником новоселья, — скудного подобия религиозных ритуалов обновления жилища. И любой, даже самый равнодушный человек не в силах без грусти покидать свой старый дом, ибо нелегкое это дело — воссоздавать заново собственный мир...
«Стал чаще сниться отчий дом
В далеком детства переулке,
Когда скакал я нагишом
На своей палке-сивке бурке:
Через бескрайные поля,
Через огромные просторы...
А на лугах, в туманной мгле,
Под утро, росы травы гнули.
Прирос я к матушке- земле
И чувства эти не уснули.
К чему бы это? Как мне быть?
И как прогнать мне сновидения?
Мне этот дом не позабыть!
В нём моей жизни восхождения!» (Н. Рубцов)