Заповедь 2-я
Протоиерей Павел Великанов
В фильме «Изгой» есть эпизод, который удивительно тонко показывает психологический механизм появления идола. Когда оказавшийся в полной изоляции на необитаемом острове герой фильма — конечно, весьма далёкий от какой бы то ни было религиозности, понимает, что он здесь — абсолютно один, а шансы на спасение равны нулю, его всё сильнее охватывает отчаяние. Отчаяние, близкое к безумию. Выхода нет. Слова сказать некому. Ты — один. И смерть — вот только кто скоро станет твоим товарищем! Обезумев от отчаянных попыток хотя бы разжечь огонь, окровавленными руками он ударяет в ярости по... футбольному мячу — но что это такое? Кровавый отпечаток руки оказывается похожим на чьё-то лицо, пара движений пальцем — и вот он, другой, наконец-то появился Друг! В него перелились те силы, которые в бездне отчаяния расточались во все стороны — и вот, пришло вдохновение, ещё немного усердия — и появился легкий дымок, затлели щепки, а языки огня окончательно развеяли тьму отчаяния: не всё так плохо, как казалось!
Когда археологи обнаружили в древних палеолитических поселениях каменные статуэтки, в которых особо подчеркнута идея материнства, они с легкой руки назвали их «палеолитическими Венерами». Это можно было бы считать издевкой над примитивным искусством первобытного мастера, если бы не одно обстоятельство: для древнего человека проблема победы над смертью была куда более важна, нежели чем для героя «Изгоя». И над победой подразумевалось не просто временное избавление от опасности умереть — нет, здесь речь должна была идти о полном преодолении тирании этой страшной владычицы рода людского. Но что может стать зацепкой, опорой для ищущего выхода мышления древнего человека? Какой образ можно использовать, чтобы хоть как-то поддержать угасающую надежду на избавление? И этот образ один: материнство, вечно длящееся продолжение рода — и таким образом хоть малая, но победа над всепоглощающей смертью.
Почему же вторая заповедь Синайского законодательства так решительно запрещает идолопоклонство и вообще любое поклонение кому бы то ни было, кроме Истинного Бога? Что плохого было в том, что люди получали хотя бы некоторую поддержку в своей вере в истуканов? К сожалению, мы зачастую смотрим на древнего человека словно на нашего современника, только вместо капищ с идолами мы идем в музеи и театры, а потребность остается всё та же: заполнить душевную пустоту. Нет, языческий мир был куда прагматичнее: сегодня в голову никому не придет устраивать жертвоприношение перед произведениями искусства, но в мире, где царило идолопоклонство, именно это и было центральным священнодействием. За редким исключением язычника мало интересовали эстетические качества истукана: для него было гораздо важнее, чтобы он имел в себе силу — да, да, ту самую силу, от которой зависела человеческая участь.
«Идол в мире — ничто». Этими словами апостол Павел убеждал христиан быть свободными от того животного страха, которым жили язычники перед неведомыми и могущественными силами, ради успокоения которых им не было жаль даже собственных детей. Бог, открывающий Себя в Ветхом и Новом заветах — «Ведомый Бог»; в то время как язычники смутно ощущали, что за их истуканами скрывается некая страшная сила, люди Откровения знали точное название этой силы: демоны. Конечно, в сравнении с библейскими Заветами идолопоклонство было гораздо удобнее: здесь не было никаких заповедей, никаких ограничений для грехолюбивой души: только приноси жертвы идолу, свидетельствуя о своей связи с ним, и делай что хочешь! Священная проституция, оргии и вакханалии — все эти понятия пришли именно из той поры, когда языческие боги главенствовали в человеческом обществе.
Идолопоклонство потому-то и столь категорично отрицается Священным Писанием, что неминуемо приводит к Богоборчеству, потакая человеческим прихотям. До пришествия Христа во плоти, когда всему миру был явлено Богочеловечество Спасителя, любая попытка человеческими руками изобразить неописуемое была обречена на обоготворение греха, который мерзок пред Богом. Именно поэтому в Ветхом Завете было категорически запрещено изображать Божественное, дабы не дать повода уму споткнуться и снова скатиться в языческий демонизм и распутство.
«Не сотвори себе кумира»... Сегодня не так уж много идолопоклонников, а всё же живет в людях нечто, препятствующее им придти к Богу. Да, это они, наши современные кумиры, совсем не безобразные, как языческие идолы, которым губы салом мазали; нет, нынешние боги вполне аккуратны и эстетичны, недаром здесь трудятся лучшие дизайнерские умы. Откуда этот многочасовой изнурительный «шопинг», словно священное погружение в райские кущи царства мира сего? Откуда эта безумная жажда денег, удобств и комфорта? Почему столько священного трепета в этом пошлом вещизме? Увы, ответ один: сегодня наши вещи — это и есть те самые идолы, которые тихой сапой заполняют душу своим хламом. А как горят глаза, когда появляется очередная техническая новинка — по сути, тот же хлам, только в новой упаковке? Разве не играет в нашем обществе телевидение, или лейбл на одежде, или брэнд производителя, ту же самую функцию, что в древности — идол? Разве нас не приучают верить им? Думать, что они на самом деле заботятся о наших нуждах, а не только об опустошении чужого кармана?
Страшно становилось язычникам, когда первые христиане ниспровергали идолов, чтобы показать их лживость. Ведь пока есть в душе хоть мнимая, хоть призрачная опора на кумира — она не станет искать Бога. Может, не стоит провоцировать Бога ещё раз провести массовое сокрушение кумиров, а потрудиться самим изгнать их из сердца?